Орфография - Страница 159


К оглавлению

159

— На юге всегда все быстрей, — подтвердил Клингенмайер.

— Кстати! — Ять порылся в кармане и извлек альмекский сувенир от Зуева. — Вот ведь: так и протаскал с собой все время. Не хотите в коллекцию? Клингенмайер хищно схватил дудочку.

— Откуда это у вас?

— Подарил один специалист по древней истории Крыма. Что, редкость? Клингенмайер поднял глаза на Ятя.

— Думаю, вы не представляете истинной ценности этой вещи.

— Очень может быть, — легкомысленно кивнул Ять. — Но обмен в любом случае получился равноценный.

— Что вы дали за это? Собиратель был подозрительно серьезен.

— Случилось так, что моя невеста уехала с ним.

— Вы наверное знаете, что она уехала?

— Лично не провожал, но имею все основания думать так.

— Надо было, конечно, удостовериться лично, — Клингенмайер нахмурился. — Хотя… Как давно она у вас?

— Дудка? Недели две..

— Гм. Предвестие странное, чтобы не сказать более… Посмотрите-ка на это. — Клингенмайер распахнул шкаф, где лежали у него самые бесполезные и необъяснимые древности, и извлек еще одну дудочку из сухого белого дерева, похожего на кость; он легко соединил их и с осторожной нежностью подул. Звук получился неожиданно богатым, низким, едва ли не виолончельным.

— Что это? — заинтересовался Ять.

— По-хорошему, — с тою же серьезностью проговорил Клингенмайер, — того, кто дал вам эту вещь, надо из историков разжаловать… не знаю даже куда. Одна надежда, что невеста ваша быстро превратит его в карманного вора. Видывал я невежество, но такое… Это альмекская флейта второго века, один из пяти описанных экземпляров. Судя по тому, что об остальных четырех вот уже лет сто ни слуху ни духу, — у вас последняя.

— Вы знаете об альмеках? Клингенмайер презрительно фыркнул.

— А вы грамоту знаете?

— Простите, я не думал, что это так… фундаментально.

— Фундаментально… История, Ять, не одна, и покуда все эти ваши коллеги, начитавшись Пинкертона, ищут мировой заговор — заговор вот он, под носом, только никто не хочет его видеть. Есть две истории — одну знают все, другую пишут избранные. Мы осведомлены о таких вещах, какие ни одному университету не снились, но ведь их публиковать — бессмысленно: загрызут тут же. Кто поверит в альмеков, ежели альмеки не вписываются ни в какую теорию? Однако они были, и свидетельства раскиданы по всему миру. Беда, если драгоценная вещь попадет в руки профана: сколько раз я писал — строже, строже блюдите тайну!

Если даже Клингенмайер фантазировал — это было милосердно: он сумел блистательно отвлечь Ятя от его забот. Но, скорее всего, он, как и Грэм, верил в легенду, творимую на глазах собеседника. Впрочем, чем черт не шутит — сегодня Ять не поручился бы ни за какую истину.

— Трагедия альмеков, — продолжал собиратель древностей, — случилась из-за того, что один из жрецов — полное его имя долго произносить, а краткое оскорбит его память, — приказал разъединить флейты. О точном их числе сведения расходятся: по одним источникам — двадцатьшесть, по другим — тридцать одна, — но разъединение их, по альмекским меркам, было… с чем бы сравнить?

— Отмена орфографии, — кивнул Ять.

— Что вы! Жрецу в голову бы не пришло ничего подобного. Дело в ином: он хотел многократно усложнить ритуал встречи восхода… но это усложнение, видимо, оказалось критическим. А может быть, он просто нарушил древнее табу, смысл которого забылся: нельзя разъединять флейты! И вот вам: с четвертого века пошла неуклонная деградация. К восьмому-девятому от могущественной страны в благодатном краю уцелели жалкие поселения…

— Так вы полагаете, эта дудка в самом деле драгоценна? — как можно небрежнее спросил Ять.

— Думаю, что любой музей — разумеется, в стране, где еще действуют музеи, — дал бы за этот экспонат больше, чем за всю мою коллекцию. Но я не знаю коллекционера, у которого хватило бы сил выпустить альмекскую флейту из рук. Со временем я вам дам книгу… но не теперь, конечно.

Очень возможно, что все это Клингенмайер выдумал. Несомненно было одно: зуевская белая буква зет и клингенмайеровская сухая дудка идеально подходили друг к другу и издавали странный, дивный, тревожный звук.

— Знаете, Фридрих Иванович, — робко улыбнулся Ять, все еще чувствующий себя слабым и подавленным. — Если я в силах хоть как-то отплатить вам за все, то считал бы за счастье подарить вам эту вторую половину… хотя и совершенно убежден, что всю эту прелестную новеллу вы сплели единственно для того, чтобы я не чувствовал себя только докучным посетителем.

Клингенмайер исподлобья, внимательно посмотрел на него.

— Разубеждать вас не стану, — сказал он мягко. — Не стану и благодарить, ибо есть вещи, за которые не благодарят. Живите здесь, сколько нужно, и помните, что тремя веками жизни в моей лавке на полном пансионе не уравновесили бы вы этого дара. Вы когда-нибудь сами поймете всё, а пока милости прошу закусить.

3

Странно было после двухмесячного отсутствия, в которое вместилось пять смен власти, два безумных путешествия, разрыв, снова прийти на Елагин остров. Поразительна была отходчивость природы: только что все спало мертвым сном, лежало покорной серой пустыней, но едва отпустило — началась бешеная подспудная работа, зароились тайные силы, повылезли жуки, червяки, ростки, обиды, надежды и желания. Жизнь перла отовсюду как бешеная. Вся поверхность Масляного луга, обратившаяся весной в царство черной жижи с подмытыми глинистыми краями и замшелыми статуями, разбросанными тут и там, готова была покрыться ядовитой ранней зеленью, похожей на плесень, и кое-где уже зазеленела.

159